Ты – Достоевский. 17-й год - Владимир Буров

– Расторопный молодой человек. – Он почти все время находился около Раскольникова, пока тот был без сознания после убийства и ограбления.

– Понятно, что горячий, откровенный, простоватый, честный, сильный, как богатырь, и пьяный Разумихин, никогда не видевший ничего подобного, с первого взгляда потерял голову.

Раскольников считает, что Разумихин «за меня на распятие пойдет», но не замечает, что «разъяснилось», не берет во внимание это «разъяснилось» в том смысле, что Разумихин во все время болезни следит за ним. И как минимум является запущенным в квартиру Раскольникова роботом. Но и подозревать в убийстве Разумихина вполне можно. Фраза:

– Разумихин побледнел как мертвец, – может рассматриваться не только как понимание Разумихиным, что Раскольников убил процентщицу, но и наоборот: Разумихин мог подумать, что Раскольников понял, что убийство совершил Разумихин, или, по крайней мере, Разумихин только что узнал, что именно он, Разумихин, совершил это убийство под каким-то психотропным воздействием. В этот момент к нему вернулась память об этом ужасном происшествии. Но Раскольников посчитал по-своему, и Разумихин не имел сил противоречить. Теперь Разумихин стал Раскольниковым. Как написано:

– Одним словом, с этого вечера Разумихин стал у них сыном и братом. – Зачем ему вытеснять Раскольникова из жизни? Тайн тут хватает. Написано, что что-то ужасное, безобразное было вдруг понято с обеих сторон. Но это не значит, что одинаково было понятно.

Разумихина трудно разоблачить. Возможно, даже ему самому. Он прикрыт не только словами автора, но и словами героев.

– Дуня, – остановил ее Раскольников, встал и подошел к ней, – этот Разумихин, Дмитрий Прокофьич, очень хороший человек.

– Он человек деловой, трудолюбивый, честный и способный сильно любить… Прощай, Дуня.

Дуня замечает странность в словах Раскольникова:

– Да что это, брат, разве мы в самом деле навеки расстаемся, что ты мне… такие завещания делаешь?

– Все равно… прощай.

Как будто Каин уходит он в другой мир. Мир, в котором не будет места хорошей семейной жизни. Такое же чувство, возможно, испытывал и Адам, поняв, что ошибся, вкусив с Древа Познания. Он-то кому говорил «прощай»?

Но и его подставили, как Раскольникова.

– Ни слова тут, или я тебя… размозжу! – прошептал в бешенстве Разумихин, хватая за плечо Раскольникова.

Это «размозжу» Разумихин произносит не редко. Но так получается, читателя принуждают воспринимать эти слова-факты, с юмором. Мол, он это так просто говорит всегда. Но ведь этот парень не редко бывает в запоях, вспыльчив, несдержан, даже печку чуть не сломал в порыве. А читателя заставляют думать, что в благородном. Но так ли это?

Разумихин – это двойник Раскольникова по внешнему виду.

– Наружность его была выразительная – высокий, худой, всегда худо выбритый, черноволосый.

– Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок, строен. – Это Раскольников.

Но на роль Иисуса Христа выбрали Раскольникова. Кто разыгрывает эту адскую комедию? Зачем? Какую роль в ней играет Разумихин? Он постоянно рядом с Раскольниковым, и в постоянном контакте с Порфирием. И Свидригайлов на прощанье передает ему привет.

– Это малый так себе, – говорит Свидригайлов про Разумихина.

– Кстати… скажите-ка господину Разумихину, что я велел ему кланяться. Так-таки и передайте: Аркадий, дескать, Иванович Свидригайлов кланяется. Да непременно же. – Соня при этом была изумлена. Я так думаю, из-за внимания Свидригайлова к Разумихину. Значит, он знал Разумихина не только по слухам.

Сам Свидригайлов называет себя шулером.

– Да кто вы такой и зачем сюда приехали?

– Я кто такой? Вы знаете: дворянин, служил два года в кавалерии, потом так здесь в Петербурге шлялся, потом женился на Марфе Петровне и жил в деревне. Вот моя биография!

– Вы, кажется, игрок?

– Нет, какой я игрок. Шулер – не игрок.

– А вы были шулером?

– Да, был шулером.

– Что же, вас бивали?

– Случалось, А что?

– Ну, стало быть, вызвать на дуэль могли… да и вообще оживляет.

Я записал упоминание о дуэли так на всякий случай. Есть версия, что Алену Ивановну убили из-за больших денег. Не просто хотели ограбить ее, а забрать ценный заклад, стоящий… сто тысяч. А может быть, миллион. Что бы это могло быть? Пока не важно. Надеюсь, не Чаша Грааля. Хотя чем черт не шутит. А Свидригайлов несомненно черт. Почему? А больше некому-с, – как сказал Порфирий Петрович. Впрочем, сам Порфирий вполне может с ним конкурировать. Про себя говорит:

– Кто я? Я поконченный человек, больше ничего. Человек, пожалуй, чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно поконченный. А вы – другая статья: вам Бог жизнь приготовил.

– Ведь он по две недели таким образом выдерживает. Прошлого года уверял нас для чего-то, что в монахи идет: два месяца стоял на своем! Недавно вздумал уверять, что женится, что все уж готово к венцу. Платье даже новое сшил. Мы уж стали его поздравлять. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!

– А вот соврал! Я платье сшил прежде. Мне по поводу нового платья и пришло в голову вас всех надуть.

– В самом деле вы такой притворщик? – спросил небрежно Раскольников.

– А вы думали, нет? Подождите, я и вас проведу – ха-ха-ха! Нет, видите ли-с, я вам всю правду скажу.

Кругом притворщики, повсюду мошенники. Поэтому вполне логично, что и Раскольников был обманут. Логично, ибо не зря же это ружьё показывается.

– Не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для меня, что преступления и в высших классах таким же образом увеличиваются и. так сказать параллельно. Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил; там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают; там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, – и в главных участниках один лектор всемирной истории; там убивают нашего секретаря за границей, по причине денежной и загадочной… И если теперь эта старуха процентщица убита одним из закладчиков, то и это, стало быть, был человек из общества более высшего, – ибо мужики не закладывают золотых вещей, – то чем же объяснить эту с одной стороны распущенность цивилизованной части нашего общества?

– Перемен экономически много… – отозвался Зосимов.

– Чем объяснить? – прицепился Разумихин. – А вот именно закоренелою слишком неделовитостью и можно бы объяснить.

– То есть, как это-с?

– А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть». Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда! На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть, Ну, а пробил час великий, тут всяк и объявился чем смотрит…

Некоторые вещи тут надо прокомментировать. Во-первых, неправильно говорить, что это в России любят разбогатеть на дармовщинку. Примерно так говорил Борис Парамонов на радио «Свобода», когда рухнул МММ, и многие, так сказать, попали на деньги. Но как показали дальнейшие события, дармовщинку любят все. От Японии до Англии и самого Нью-Йорка. Начали рушиться двухсотлетние фамильные банки, как карточные домики. И не только потому, что кто-то хотел заработать на дармовщинку, а двести лет так только и делали. И сегодняшние крахи знаменитых брендов это только подтверждают. Во-вторых, дармовщинка – это закон природы. Ибо бесполезен танец от печки, потому что выдает всегда только один продукт: кирку и лопату.

Добиться результата можно только, стоя на плечах гигантов, как сказал Ньютон. То есть результативен только Римейк. Многие перевели этот римейк Ньютона, как воровство. Ну, не все же гении, как уловить разницу между воровством и римейком? Дух-то ведь очень похож в обоих случаях. И дармовщинка там больше, где деловитость больше, ибо дармовщинка – это высший вид деловитости. Здесь деловитость просто запрещена. Как сказал один известный русский премьер министр:

– Мы за рынок-с, а не за базар-с. – То есть, допускаем и дармовщинку, и деловитость только для князей. И получил то, что хотели. Хотели, как лучше и получили, как лучше. Для себя. Думают, что сотая овца, про которую написано в Библии это они и есть. Тех, кого мало счастливцев праздных. Они скажут:

– Да разве мы праздные?! Мы же пашем, как индейцы, то есть, как древние негры на Южноамериканских плантациях!

Так это одно и то же: пахать и праздновать. Именно это дано немногим. У остальных-то работы нет. Овца, которую ищет Иисус Христос, это и есть «остальные», то есть почти все. Все, кто не царские слуги и не льготники. Не партейные. Все остальные люди. Поэтому, когда рынок не базар: